А в жизни Вальки случилось и приятное обстоятельство. В область из Москвы переехал старый его друг Зуля. Оставив неплохое и перспективное место в министерстве финансов, где, между прочим, Матвеев успел дослужиться до начальника отдела, однако, не без помощи некоего Дружникова. Лично Вальку выбор Матвеева, мало понятный для успешных столичных делопроизводителей, ничуть не удивил. Что же, Олег умел увлечь за собой куда более несговорчивых и высокопоставленных бонз. Валька рад был и тому, что старый его школьный приятель теперь причастен к одной с ним идее, и плывет в той же лодке. Матвеев часто наезжал из областного Каляева в Мухогорск, повидаться и поболтать, иногда и просто распить бутылочку в дружественном кругу. Из его отрывочных замечаний, впрочем, случайных и без лишней откровенности, Валька понял, что Матвееву на его месте в области приходиться несладко. Что Дружников вынудил его занять позицию конфронтации по отношению к губернатору и людям Вербицкого, а сам никак не пытался при этом защитить или поддержать Матвеева, делал вид, что новый советник действует исключительно по собственной инициативе. Зуля в результате собирал на свою шкуру все злоядные колючки административного чертополоха. То есть, попросту был для губернатора и его приближенных чужим, нежелательным элементом, изгоем, гнойным фурункулом, который и сам не пройдет, и резать его опасно. Матвеев в последнее время стал выглядеть неважно, потерял былой лоск, осунулся лицом и несколько опустился в быту. Лена переехать в Каляев не пожелала, да и служба удерживала ее в Москве. Но Валька знал, что Зуля отнюдь не живет монахом, то и дело заводит необременительные связи, в основном с женщинами в возрасте. Что тоже не добавляет ему популярности в губернаторском кругу. Однако, Зулины намеки и смутные жалобы рождали некоторые недоумения. О чем однажды Валька и сказал напрямую:

– Может, ты чего-то недопонял или понял неправильно? Зачем Олегу настраивать тебя против Геннадия Петровича и его окружения? Ведь мы давно уже одно дело делаем. Да без Гены вообще бы нашего «Дома будущего» не было. Мы, так сказать, вечные и благодарные союзники.

– Там своя политика, – уклончиво ответил Матвеев. Было видно, что разговор о Вербицком ему не нужен и неприятен.

Но Валька нежелание Зули проигнорировал, на его взгляд вопрос следовало разъяснить до конца:

– Может, Олег не причем? Может, ты затеял игру на свой страх и риск? Зуля, это так?

– Так, так! Все, доволен? Вот, я сознался! И хватит об этом! – внезапно сорвался в визгливом, гневном вопле Матвеев. Потом, однако, взял себя в руки:

– Я тебе ничего не говорил, ты от меня никаких комментариев не слыхал. Может, я не так понял. Может, Дружников не так сказал. И довольно, и будет. Я к тебе приехал отдохнуть и расслабиться, а ты из меня душу вымораживаешь.

Матвеева же Валькин штурм не на шутку испугал. Зуля корил себя за несдержанность, за распущенные нюни, за легкомысленное беспамятство. С кем говорил, и, главное, зачем? Валька в этой игре за болвана, а он к нему за сочувствием! Матвеев-то прекрасно понимал, что от него надо Дружникову. Что Дружников представляет из себя на самом деле, кому же знать, как не ему, Зуле? Он сам его выбрал и сам направил, и вот настал его черед платить. Впрочем, Матвеев на сложившуюся ситуацию имел свой, далекий от трагизма взгляд. Конечно, сейчас ему несладко, и нынешняя служба больше походит на волчий капкан. Но как только Дружников предложил ему переезд и участие в своих делах, Матвеев согласился, не колеблясь и не раздумывая ни минуты. Он давно этого ждал и давно на это надеялся. Должна же выйти и ему рано или поздно заслуженная награда. Теперь Дружников привлекал его непосредственно к своим интересам, оделял ролью соглядатая и дерьма в вентиляторе, приближал и брал в команду. Оставалось еще немного запачкать руки и потерпеть обиды, а тогда… Тогда и он, Зуля, получит все, что ему причитается. Когда Валькины часы уже тикают на исходе, да и очередь Гены Вербицкого видна не за горами. А он, Матвеев, окажется с победителем в надежде на свой собственный, крохотный лавровый венок. Все же он у Дружникова главный консультант и доверенный хранитель тайны – сколько вместе выпито, и не передать. Неужто это ничего не значит?

Матвеев начисто забыл, что во времена совместных эскапад по столичным, ночным заведениям, пил в основном он, а Дружников больше спрашивал и слушал. И что история и литература с примерами писаны и доступны даже для круглых дураков, надо лишь захотеть примерить на себя и понять. Но Матвеев, стоя на гребне волны, ощущал лишь ее стремительное движение, упуская из виду, что, достигнув берега, волна свернется в прибое и неизбежно накроет его с головой.

В клубе к Матвееву отнеслись настороженно. Выпивать с ним, конечно, выпивали, но лишнего не говорили и не обсуждали вслух. Порошевич даже предостерегал Вальку:

– Все же странные у тебя друзья-приятели. Один паук-кровосос, другой мокрица скользкая. Вот и верь после того в пословицы.

– В какие пословицы, Денис Домицианович? – с беззаботной смешинкой спросил Валька. К тому, что старик с недоверием и негативным подозрением относится ко всем новым людям, Валька уже привык, и всерьез опасения Порошевича не принимал.

– А такие: скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе кто ты. Вот ты на своих друзей не похож…, – тут Порошевич на секунду задумался и после высказал неожиданную мысль, – может пословица-то как раз права. Только мы ее понимаем неверно. Может, смысл ее в том, что каждый человек по сути своей противоположен своим друзьям. И если человек хороший, вокруг него непременно будут виться предатели и негодяи. Зачем им друг с дружкой водиться? Пиявка к пиявке не прилипает.

– Это в вас пессимизм перемен говорит, Денис Домицианович. Меня-то вы тоже не сразу приняли, – утешил его Валька.

– Верно, не сразу. Я к тебе присматривался, хотя и недолго. Но поверь, ни единой минуты не думал о тебе плохо. Просто не мог понять, кто ты. Большой и умный ребенок, или донкихотствующий городской сумасшедший. Теперь вижу, что первое. Ты только знай, я хоть немолод и не раз бывал бит, но в обиду я тебя не дам. Пока жив.

– Вот и спасибо, вот и хорошо, – миролюбиво согласился Валька. Готовность Дениса Домициановича встать на его защиту и тронула Валькино сердце и одновременно позабавила. Кто и от чего может уберечь его, невольного хранителя и повелителя стены? Это от Вальки нужно защищаться, а не наоборот. Впрочем, последняя мысль была уже грустной.

Дружников, однако, не дремал. Сонное его состояние выглядело таковым лишь со стороны. Мысли его текли в том же направлении, что и у Порошевича, зато ход их Дружников оценивал совсем с иной точки зрения. Союз Вальки и Дениса Домициановича, как и весь «вечерний» клуб в целом, очень и очень тревожили в нем ту незримую субстанцию, которую досужий романист без оснований назвал бы душой. И как он умудрился проглядеть выросшую прямо под его собственным носом, пусть неформальную, но весьма опасную и оппозиционную коалицию! Но что же он, Дружников, мог поделать? Только благостную физиономию в ответ на гадостные пакости. Клуб покушался на самое святое, на его безжалостно добытые капиталы, а деньги именно сейчас Дружникову были ох, как нужны. Завод по производству кабеля, считай, уже в кармане. Тут и Валька не понадобился, обошелся собственными силами и умом. Переговоры по приобретению авиакомпании «Уралтранс» подходят к концу, и скоро предстоит выкладывать на стол первый взнос. Да еще затея с собственным банком в Москве! Едва-едва получил лицензию. Банк «Глория», название сам придумал. И домик под него уже присмотрел. А где на все денег взять? Где взять-то? Какого черта он, Дружников, должен обогащать комбинат, когда Мухогорский ГОК для того и был приобретен, чтобы наоборот, обогащать Дружникова! У комбината и название подходящее: горно-обогатительный. Вот пусть и обогащает.

Конечно, ради Вальки он готов потерпеть, и с деньгами как-нибудь выкрутится. Ему ли не иметь кредита! Глупо рисковать сейчас, когда вечный двигатель в нем уже намекнул о своем пробуждении. Все остальное пока не так важно. Все, кроме одного. Удача именно теперь должна поступать к Дружникову непрерывным, обильным потоком. А Порошевич плохо влияет на Вальку. И может наговорить много лишнего. Ладно бы, только наговорить. Он и действует с Валькой заодно. Значит – чем черт не шутит, однажды, сможет заменить для Вальки и самого Дружникова. Весь их дурацкий клуб не так, выходит, опасен, как один Денис Домицианович. Опять же, в совете он главная клизма на его, Дружникова, задницу. Заводила смут и местный предводитель, местного же, так сказать, дворянства. Нет, от Порошевича надо избавляться. Заодно и Вальку тоже требуется как можно быстрее убрать из Мухогорска. Наигрался и хватит. Пора серьезным людям дело делать. А клуб без Вальки и Порошевича развалится сам собой. Никто пикнуть не посмеет. Со временем он, Дружников, даст пинка под зад и Дикому, и ехидне Лисистратову, помилует, пожалуй, одного Бюльбулатова. Хороший технолог на дороге не валяется. Чтоб заводские не рыпались в будущем, на место Вальки он для начала пришлет им Филю Кошкина. Со всеми полномочиями. И через месяц руководство ГОКа слезно взвоет и восплачет. А когда Кошкина он с позором выгонит, то заводская верхушка примет кого угодно с распростертыми объятиями, да еще благодарить будет. Вот тогда он и посадит на их голову Семена Адамовича, «жида» Квитницкого. Лучше, пожалуй, и не придумаешь.